№ 4, июнь 2000г. Пётр Родичев

Я живу и мыслю по старинке -
ретроград до самых потрохов...
По суставам пишущей машинки
резво мчится дух моих стихов.

Посреди навязанного рынка -
крут замес “хохлов” и “москалей”.
В спорной зоне родилась Даринка -
внучка кораблей и ковылей.

Век бы ты не кушала, Даринка,
это подношение для клуш:
и пельмени с соевой начинкой,
и паршивый сникерс а ла Буш,

если б не был предан и разрушен
СССР, охаянный сперва;
если б нам не наплевала в души
изнутри подгнившая Москва...

Для тебя в степи алеют маки,
ветер с моря, наводящий “шмон”.
Будут ухажёрские “атаки”,
коль мальчишка дрогнет, обольщён:

будет школа с прелестями “мовы”
и домашней с братьями возни,
будут слезы, ленты и обновы,
будет ностальгия, извини -

если в чувствах явится “зупынка” *  ,
не сиди подолгу на мели,-
улыбнись нам, старикам, Даринка,
с милой и покинутой Земли!
Июль 01г.

* * *

Тане Семёновой

Очарованный вами,
я нежностью душу свою напитаю,
будто заново мир этот божий,
что мать мне дала,
обрету;
и, отвесив поклон
ненаглядному отчему краю,
я, конечно, припомню
свою молодую мечту...

Очарованный вами,
почувствую возраст -
и свой, и планеты;
и побыть одному
мне захочется -
вдруг, ни с того, ни с чего...,
Позабуду стихи наконец
и заброшу газеты,-
поглупевший
романтик ничтожный,
воскликну - ого!..

Очарованный вами,
я, жалкий, “нарежусь”
с тоски бесподобной,
хоть и вовсе не так
красоту нам встречать бы,
как молнии блеск.
Что мы значим, слепцы,
если в жизни унылой, чащобной,
помним с детства всего лишь
царь-рыбы сорвавшейся
всплеск?..

Июль 01г.

ПОСЛЕДНЯЯ СТИРКА В ОЩЕЖИТИИ ЛИТИНСТИТУТА

Бывшей кастелянше
Эре Кузьминичне

Нет-нет и вспомню цокольный этаж,
и вместе с ним - кабины душевые,
и прачечной простецкий антураж, -
огни и воды щедро-дармовые...

Нечасто, но спускался я туда
где допоздна не запирались двери -
то в постирушке явится нужда,
то смыть похмелье затяжной вечери.

Поэт - язычник. Трезв он или пьян,
при всём несовершенстве ритуала,
омылся гений там иль графоман -
не разобрался б сам Иван Купала.

С благословленья пишущих верхов -
кто на рысях, кто через пень колоду, -
мы все в безбрежный океан стихов
не без претензий добавляли воду...

...А в тот последний памятный разок
свою рубашку, ту, что ближе к телу,
я простирнуть спешил хоть на глазок -
она, бедняга, крайне пропотела.

Отвальный пир удался - ничего,
но градусом вчерашнего блаженства
расслаблен был я всё ж не до того,
чтоб перепутать душ - мужской и женский.

В глазах ещё пестрила суета,
цеплялась и рассеянность вдобавок;
дверь прачечной была не заперта,
и я забыл, что шёл туда без плавок.

Свои вещички бросил я в поддон
и наподдал из огненного крана,
потом уж огляделся, словно дон, -
до пояса похожий на Жуана...

И тут мне голос был... Его металл
катился серебром высокой пробы -
я разобрал одно: “- Хорош, но вял...”
И что же это означать могло бы?

Ещё был хохот - то в одной из ванн,
по шею в пене затаившись раньше,
на сексуальный, может быть, таран
решилась озорная кастелянша...

И мой рывок
к оставленным штанам -
он мудрым был,
как молния зигзажным.
Стеснительным и робким - горе нам! -
хоть искушенья грех таится в каждом...

97-01гг.

* * *

Дождь. Снова дождь. И тьма - хоть глаз коли.
Закат не уберёг ни искры оперенья.
От вязкой лжи твоей до моего презренья
мне душу исцеляют журавли.

Их сиротливый крик пропал вдали;
и завтра, может быть, последний день Творенья..
И памяти суровой нет забвенья,
и хризантемы наши отцвели...

О том ли, осень, я тебя просил,
чтоб грустью так приход твой моросил -
ну, не было б ни дна и ни покрышки!

И чёрный свет из преисподней бил;
а я силёнки жалкие копил -
отёсывал себя без передышки...
Июнь 01 г.

ВАРИАЦИИ НА ТЕМУ ОККУПАЦИИ

Тянутся с неба предчувствия нити,
мечется вьюги вихор...
Грусть одиночества в самом зените -
глохнет сердечный мотор.

Если машина в крестах опоздает, -
это не повод для слез,
просто придвинется - с кем не бывает -
смертный мой апофеоз.

Их не предскажешь - такие мгновенья,
тихо подступит беда;
не по согласию, не от смиренья
вдруг отойду навсегда.

На кулаках и на уровне тонком -
в мире коварства и зла -
не поддавался нигде я подонкам,
даром что нет им числа.

Хоть перевертышам - чем не житуха, -
царство жирующих крыс;
вот кто, непуганый, в сумерках духа
русские души подгрыз.

Эти, всеядные, дружно вкусили
от оккупантской мацы -
с теми, что вечно и в слове “Россия”
не выговаривал “рцы”*...

Что на эмблеме их общего рынка,
сходны ль по морде лица?
Слева - дубинка, и справа - дубинка
сбочь золотого тельца...

Думы - что соколы, вьются-кружатся, -
мой неусыпный дозор.
Милая Родина, - как продержаться -
глохнет сердечный мотор?

Июль 01г.

* * *

Капля крови, общая с народом, -
вот что и не снилось колобродам
по чужим этническим путям...
Шли б они от нас ко всем чертям!

Сколько можно позволять удавам
к нам втираться со своим уставом
и святыни превращать в труху
с дурью тех, кто нынче наверху?

Вижу - и духовные колодцы
замутили те же инородцы,
оспекулятивили Москву -
за неё любому пасть порву!

Раньше так не били по вершинам
то немецким, то чеченским дрыном...
Раньше - спекулянтам на заметку -
небо чётко рисовали в клетку...

Июль 01 г.

* * *

Ещё мы насидимся в луже,
пригодной разве для плотвы,
и то ведь ищущей, где глубже,
и - до гниющей с головы.

Давно ль мы были океаном:
свои акулы и киты,
свои подлодки за туманом,
свой космос, если помнишь ты;

Теперь “погоды” ждём у моря -
когда - взлететь, когда - нырнуть...
Кто у Америки в фаворе,
тот должен позабыть свой путь.

И нам она вцепилась в глотку,
как ядерный мутант-удав.
Россия мрачно глушит водку,
на злую бабу наплевав...

     Июль 01г.

* * *

Тут не надо большого ума,
чтоб отметить в сознании спертом, -
над Россией - голгофская тьма
и воняет неведомым чертом...

Этим рвотным чужим запашком
потянуло от рыночной дури.
Кто же им не огрет, как мешком,
в необузданной телелазури?

Лишь вгляделся я в самую близь,
а в накатах серозного дыма
два нечистых у нас завелись -
с п е к у л я н т    и   ч и н о в н и к ,
вестимо...

Сентябрь 01 г.

* * *

На тайной бандитской вечере -
спецназом троцкистских громил -
Есенин распят в “Англетере”
за то, что Россию любил.

И номер обобран всем кланом:
кто что ухватил - волокли;
и Райх засекли - с чемоданом, -
врала, что сидит на мели...

Последний причал одиночек...

... Приехал в двадцатых, в Москву -
знакомец из США*. На денёчек
зазвать - мол, в столице живу? -

как и подобает поэту...
Да жаль - ни кола, ни двора.
И внял он чьему-то совету -
Калинина взять на “ура”...

В деревне тот был, в Подмосковье...
и тройка рвалась, горяча;
и правил Есенин с любовью,
но - кстати  ль и там докучать?

А то ведь заморского гостя,
по правде, не ведаешь где
приветить. И сам не в коросте,
хотя постоянно в нужде...

Раз власть - о крестьянском вопросе
узнать досконально. И ей -
чтоб долго жилось и моглося,
и всем остальным - подобрей!

Вопросы? - за милую душу:
как выпасы, много ль потрав?
А техника? Вспомнить Криушу**...
И тройка летела стремглав...

И думалось Вильямсу: “- Дудки! -
чтоб в Штатах ковбои - лишей”, -
во взгляде цвели незабудки,
когда озирался Сергей.

Ещё - романтически бойко
стелился ямщичий галоп, -
по-палехски шпарила тройка,
и хохот взвивался, и трёп...

Калинина точно застали -
как раз молотилку чинил;
чего только не обсуждали...
О том же, за чем приезжали -
Есенин сказать позабыл...

Октябрь 01г.

* * *

Я презираю хамство цен
и ложь не слаще хрена,
и этот рыночный безмен -
ломаю об колено.

Преступен вторгшийся режим,
но, потакнув злодею, -
чего ж мы перед ним дрожим,
чего не гоним в шею?

Я “новых русских” узнаю
по их глазам бесстыжим.
Они в России - как в раю
с несбывшимся престижем.

Им - что доступней, то наглей -
поторговавшим знатно,
отчизны проданной своей
не выкупить обратно...

Июнь 99г.

ИЗНАЧАЛЬНАЯ СТОРОНА

Якову Бабашову

Меня здесь еще окликают по имени -
ах, если бы снова -  устами твоими бы!..

Посёлок, ходивший в лаптях и с котомкою, -
гляди-ка - разжился шикарной бетонкою,
разлегся просторно, вознесся мечтательно
и городом станет теперь обязательно.
Суровая, милая, славная Брянщина,
твой подвиг в лесах - не седая бывальщина:
по этим аллеям, что ласково зелены,
вели партизан - партизаны расстреляны;
их память священна - в приспущенном знамени,
и в танках с крестами, увязнувших в пламени,
и в рёве тротила под рельсами тяжкими,
когда эшелоны, и те - вверх тормашками...
Привет и поклон вам, народные мстители! -
от края, который давно вы не видели, -
от мирных лесов и урочищ затерянных,
от рос и туманов, обильно отмеренных,
от белых берез...
Под укромными кронами
мы в детстве своем здесь игрались патронами,
и шастали всюду зловещими тропками,
и в поисках мин занимались раскопками;
потом у кострищ над речными обрывами,
сбиваясь со счета, мы тешились взрывами...
Не все уцелели за теми забавами,
зато подрастали поистине бравыми;
не все доучились за партами в школе мы,
зато запаслись трудовыми мозолями -
сгодились нам в армии мускулы дюжие
держать наготове любое оружие...

Сюда возвращаться хотел бы почаще я,
чтоб стихла тревога, мне в сердце стучащая, -
о том как он горек, урок промедления
с его непременной травою забвения;
чтоб лаской своей сторона изначальная
меня, словно мать, в ожиданье печальная,
легко исцеляла от лютой усталости,
от мыслей о годах, не знающих жалости;
чтоб щедро, как сына, вскормив и вспоив меня,
устами друзей окликала по имени...

* * *

Мы тебя не забыли, Советская Родина!
Удивляемся -  к а к  нами ты проворонена?
Негодуем и плачем слезами кровавыми -
разве можно бросаться   т а к и м и  державами?
Изловчиться бы нам - посадить на рогатину
бесконечных измен подколодную гадину;
демократии хвост как чужую нелепицу
отхватить поскорее по самую репицу;
и торгашеский дух, унижающий нацию, -
поразвеять, -  чтоб ей не сползти в резервацию;
не слинять в ритуальном свечном озарении,
не упиться до эха в другом поколении...
А не то - мы себя исчерпаем в истерике:
наши скальпы украсят музеи Америки;
наши души, из веры славянской изъятые,
заметут черти-флаги ее полосатые;
даже память о нас, как анафема, тяжкую
непременно сведут русофоб-промокашкою...

Мое горькое слово с надеждою ронено:
мы тебя не забудем , Советская Родина!

Февр. 96г.