№2, июнь 2000г. Петр Родичев

Публикация первой половины интервью, взятого у редактора “ЗАЛПа” одним из входящих в редколлегию обозревателей, откладывается на неопределенное время - под угрозой исключения Петра Ивановича Родичева из Союза писателей России, давно инициируемого местными мстителями за объективную литературную критику.

Читателям предлагается вторая половина беседы.

- Иногда читатели “ЗАЛПа” спрашивают - чем, кроме естественного возмущения использованием последних денег ЦБС Дмитровского района на издание очень посредственной книги “Домотканая жизнь”, вызвана критика вашего однофамильца Николая Родичева (первый выпуск обозрения), и нет ли в ней излишнего субъективизма?

- Его непорядочное поведение в литературе не является никакой тайной. Это бывший издательский партприспособленец, прошедший московскую школу интриги, однако потерпевший недавно как сутяга существенное фиаско в Брянске, и терпяший в Орле - уже в качестве незваного наставника закулисного типа. По недоразумению он долгие годы состоял в Приемной комиссии СП РСФСР, а также был активным, не только ради монеты, ремесленным рецензентом, что удивительно при его, выпускника журфака, полузнании филологии и оценочных критериев. Недаром (о, невежество!) в начале пути замечательного прозаика Виктора Лихоносова он “зарубил” его книгу, замахивался и на “Привычное дело” Василия Белова, а в стихах понимал так мало, что не рисковал выносить приговоры поэтам. Протащенное же в творческий союз сонмище графоманов считает обязанным ему по гроб...

Сетуя на недостаток почтения, небожитель писал мне 25.12.76 г.: “За 500 лет в роду Родичевых появился писатель, забежал на конюшню Пегас...”. Почему - Пегас, а не какая-нибудь шлюшная мегера журналистики? Как с выходцем из “конюшни” обходился он и со мною, десятилетиями отравлял жизнь... В частности, втершись в доверие, склонил распределиться после художественного училища в Орел (я собирался в Куйбышев), обещая “златые горы” в плане возможности публиковаться как поэту, затем (письмо В.Катанову от 19.3.78 г.) призвал не давать мне ходу в литпроцессе: “Хватит и одного Родичева в литературе”. Одновременно, в компании с другими орловцами, поливал помоями того же Катанова... Позже - на 6 лет задержал мое вступление в Союз писателей... Потом, взявшись передать в журнал “Молодая гвардия” мой очерк о Есенине и не сказав ни слова о задуманной пакости, искалечил весь текст; через полгода - сделал то же самое с подборкой стихов в зональном коллективном сборнике, чем исчерпал мое терпение - спровоцировал ответную пощечину - рецензию на бездарную книжонку своего подельника, затем настроил его судиться с газетой, опубликовавшей ее. Замах у них был еще тот - по 75 тысяч, - за столько однофамилец собирался “продать” меня и обесчестить - подстрелить сразу двух “зайцев”: свести личные счеты со мною чужими руками и поживиться за счет “Брянских известий”, обделавшись до этого в свободной полемике с ними на идеологическую тему... Досталась же им в итоге всего одна тысчонка, а в придачу - две откровенных статьи в Брянске, высвечивающих и грустную истину, что закон не заботится о правде - при рассматривании этого “дела”, представлявшего собою чисто литературный спор, было допущено много процессуальных нарушений: отступление от принципа гласности судопроизводства, непроведение объективной филологической экспертизы стихов истца и моей рецензии, отказ рассмотреть мой встречный иск, и, наоборот,- учитывание ложных показаний Н.Родичева, двух, противоположных по содержанию, писем Г.Попова в суд - об одном и том же, и злобного пасквиля В.Катанова - туда же, через который он тоже сводил со мною личные счеты за обзор его неудачного очерка о Сабуровской крепости. На его частном (по одной из версий Попова) письме ответсек поставил печать писательской организации, а на доверенности для моего представителя в суде - наотрез отказался, хотя тогда я еще был членом того же коллектива. И пока никто из названных не ответил по суду за нарушение закона об охране авторских прав, с чего все началось, как и за тяжелую клевету, за покушение на мои честь и достоинство, за умышленный подрыв моей творческой работы на месяцы и годы.

Однофамилец и раньше постоянно подпитывал злобу моих недоброжелателей, а переметнувшись на жительство в Орел, тут же воспользовался напряженностью в отношениях между клановым ядром бюро писательской организации и мною, и - едва я из нее вышел - “приписался” к ней. Но и после этого извержение испепеляющей травли не прекращается... Перистальтика утробной ненависти. Вспоминается довод Манюкина, обращенный к Чикилеву,- из романа Л.М.Леонова “Вор”: “...Раз вы являетесь человеком по форме, то будьте же им и по содержанию!”.

- Действительно вы затянули с оглашением фактов преднамеренной клеветы и других форм покушения на дискредитацию вашего имени, если вспомнить...

- Это отражено в моем заявлении о временном выходе из писательской организации и других документах, намеченных к публикации. Была также попытка жены, (кому осточертели вызовы неотложки при моих ишемических и гипертонических кризах) рассказать в узком кругу, на бюро организации, в присутствии Н.Родичева, о том, как он специально приезжал к ней на работу 14.5.98 г., в разгар судилища в Брянске, на котором объявил меня “психом” уже открыто, не предъявив ни одного документа, подтверждающего это, - (“Отрицательную рецензию на сборник Сенькова может написать только умалишенный”) - являлся запугивать и шантажировать: если Петр не признает себя шизофреником (?!.), то закончит свою жизнь на тюремных нарах или до последних дней будет выплачивать штраф из своей пенсии... (За пустячную рецензию на графоманские стихи! - так разыгрался у него аппетит на упомянутые выше 75 тысяч). Какая низость! - принято говорить в подобных случаях. Хорошо, что растерянная женщина не швырнула ему обратно зафиксированный на бумаге им самим этот бред - годится для приложения к исковому заявлению. Правда, есть одна закавыка: не повлиял ли под старость на его собственную психическую стабильность коварный рецидив давней контузии, полученной во время бомбежки фронтового эшелона, в паровозной бригаде которого он служил, кажется, кочегаром. Недаром - куда бы он ни приходил последние 5-6 лет - прежде всего информирует присутствующих о “сумасшествии” Петра...

Итак, несмотря на его контузию, вариант с созывом бюро казался реальным. В конце ноября 99-го Г.Попов уверенно пообещал - “Нет проблем!”. А спустя месяц - позвонил с отказом, и добавил, что никто не сомневается в психическом здоровье Петра, однако он не член организации и потому бюро созываться не будет. Последовало возражение: но Николай Родичев член вашей организации, и требовалось организовать обсуждение  е г о поведения... - Это другое дело,- прикинулся непонятливым ответсек. - Тогда сделайте письменную заявку... и в запечатанном виде...

Мы выбрали гласную форму и предпочли бюрократическим играм Попова гарантированный резонанс среди общественности, а к расширению аудитории - видит бог - сами изначально не стремились.

Тягомотину с ответами на вопросы об однофамильце, ради уменьшения числа недоверчивых, закончу цитатой из непоследнего его стратегического завещания, с помощью чего он давно закабаляет морально всех, чьей покорности добивается (Июль 1985 г. Синтаксис и стиль завещателя сохранены): “...ж) Родичев Петр Иванович - единственный из моих родственников, носящих фамилию Родичевых, кому я при жизни дал право давать обо мне интервью, истолковывать те или иные факты из моей биографии. Все другие сведения обо мне, даваемые другими людьми или родственниками, подлежат подтверждению и проверке со стороны Петра Ивановича”.

- Что вы можете сказать о непринесении извинений бывшим редактором “Поколения” А.Мироненко, подписавшим в печать (номер от 2.11.99 г.) далеко не безобидную “дезу” с приписыванием вам “затапливания” читателей своими творениями, продажу по 100 (!) книг каждой сельской библиотеке Дмитровского района - “не без помощи местных влиятельных лиц”?

- Редактируемая им в недавнем прошлом газета не имела ни своего лица, ни направления. Такой низкой степени компетентности в затрагиваемых вопросах принято стыдиться... Мироненко был до смерти рад мазануть по моему имени колесным дегтем - ненависть его ко мне священна: между нами встали тени великих людей - Сергея Тюленина и Сергея Есенина, которых я защищал, а он замалчивал или дискредитировал.

В последнем случае целых две недели им испытывалось мое терпение, затем этот чинуша неохотно исправил “П.Родичев” на “Николай Родичев”, но - никому не принес извинений (не принесла их и репортерша А.Солопенко, представившая к публикации свою беспардонщину), даром что никаких распродаж книг никем из Родичевых в Дмитровском районе вообще не велось. “Упертому” редактору “Поколения” было предложено перепечатать из “ЗАЛПа” №1 в качестве компенсации за моральный ущерб - статью Евг. Подопригоры “Писатель, ограбивший читателей”,- это расставило бы все на свои места. Однако живущий с фигой в кармане надменно промолчал, поскольку далеко не джентльмен, оглядывающийся на свои поступки или предусматривающий их последствия. А Солопенко привычно употребила примитивный газетный штамп - “...не без помощи местных влиятельных лиц”, переврала суть происшедшего, и ей, может, даже нравится быть сорокой. В Дмитровске же эти самые “лица”, едва ли все имевшие отношение к переадресованию библиотечных денег на издание злополучной “Домотканой жизни”, как стало известно, не дают с тех пор житья директору ЦБС А.Ф.Юсуповой - хоть с работы уходи - не за то ли, что осмелилась поделиться вслух досадой по случаю изымания из ее служебного распоряжения кое-каких денежных средств, предназначавшихся на пополнение книжного фонда. Вместо одобрения деловой рачительности - загоняют в стрессы,- безвинную. И это - порядочность? Мой ли расторопный однофамилец, районное ли начальство - “показнили” Анну Федоровну еще и невыделением руководимой ею библиотечной системе, за чей счет выпущена часть тиража, ни единого экземпляра книги обидчивого писателя-земляка. “Ах! какая смешная потеря!..” (Есенин). Но это уже тема для фельетона...

Видать, поостерегся Мироненко лишь гнева затейщика всей этой неприглядной истории - отвел (“Поколение” от 21.12.99 г.) под его дряблые сентенции из скандальной книги львиную долю полосы большого формата.

Время для извинений передо мною им упущено, небось, думает - пронесло, только, по делам его каверзным, из оптического перекрестья пера “ЗАЛПа” он вряд ли выпадет.

- Последние месяцы в орловском литпроцессе, заждавшемся по-настоящему одаренных и перспективных литераторов, искусственно подогревается шумиха о неких успехах творческого плана, там и сям приводятся имена, чуть ли не выдающиеся. Присоединился к этим суждениям и “омосковившийся” голос Ивана Подсвирова, долгое время жившего в Орле. В конце прошлого года он выпустил микротиражный и странный для прозаика по жанрам сборник “Не было печали”. Вы успели ознакомиться с ним?

- О Подсвирове я не могу высказываться отстраненно. За искреннее и безгрешное с моей стороны приятельство с ним я расплачиваюсь своими боками уже около двух десятков лет. Он-то, “варяг”, посекретарствовал в писательской организации год-полтора и уехал, даже не предупредив меня загодя о миграционных намерениях, а его мстительные недоброжелатели автоматически превратились в моих... Как первый из предавших меня товарищей он, конечно, незабываем.

Так и не осмелившийся перерезать пуповину свою с кормилицей-журналистикой, Подсвиров непоправимо замешкался у порога литературы, чем размыл представление - по какую сторону этого символа увяз в нетворческих проблемах. “Возвратиться” в литературу, обрести в ней себя заново - через эпизодическое “выныривание” со дна прозябания в мелкую публицистику - напрасные хлопоты вроде аномального осеннего цветения яблони. Неотвязная газетная манера изложения мыслей, преимущественно рутинных, словно позаимствованных из допотопного отчетного доклада, путаница в именах без учета степени их соотносимости в условиях флюгерно меняющихся гражданских позиций, оценочная невнятица, плюрализм до изжоги, идейно-эстетическое климсамгинское сфумато... Валентина Солоухина и меня Подсвиров вообще не удостоил упоминания как литераторов, хотя мы тоже утираемся не рукавом и на помощь ему у нас хватало великодушия. Но это не сожаление,- право, не тошно ли было бы присутствовать в обзоре фонообразующим элементом, на совокупности которых, как на полотне в пяльцах, очарованный поклонник Л.Котюкова вышил изысканные дифирамбы его попыткам сочинить стихи и паразитарным (на имени Рубцова) истерично-малограмотным “мемуарам”, выдержанным в духе “поганых книжонок” А.Крученых о Есенине. (“Роман-газета. XXI век” №12, 99 г.).

Принимай я всерьез этого незваного перетолковывателя рубцовской натуры, непременно сказал бы его же, мемуариста, словами: “Брешешь, хрен любезный!”, и добавил бы, вздохнув,- “Странный, однако, народ околачивается в России при литературе” (глава пятая, с.39). Жанр записок представляет собою развязный богемный трёп, напоминающий катаевские “мовизмы”. И как совместить с литературной речью по десять раз употребляемый на каждой странице противительный союз “но”, словно автор сам себя постоянно пришпоривает этим лошадиным понуканием? Поневоле вспомнишь слова рецензента, читавшего в журнале “Московский писатель” короткий рассказ Котюкова - “уровня “литературной странички” районной газеты (ну очень, очень глухого района)” (“Знамя” №3,98 г., с.231).

- Насколько мне известно, вами не завершен разговор о Дмитрии Блынском. После брошюры “Светимость души” (1997 г.) вы работаете над большим очерком о поэте, выпрямляющем навязываемые кривотолки о нем, о замалчивании его творчества - как по причине мощного выветривания отовсюду русско-советского духа, так и в угоду пигмейским амбициям местных гениев. Не остыло ли в ваших руках это “железо”?

- Очерк “Затмевавшие свет” войдет в итоговую книгу моей публицистики “Ничто не ново под луной”, но выпуск ее пока табуирован. Вопроса об отмене в Орле клановой персональной цензуры у нас не решил и полномочный представитель президента, гарант соблюдения Конституции РФ, а в областной администрации почему-то принимаются на веру любые поклепы на неугодного со стороны уязвившихся литературной критикой.

Что там я - не повезло на родине самому Блынскому: здесь располовинили рукопись его сборника “Стихи и поэмы” (1963 г.); здесь - десятилетиями (1963-1974-1997 гг.) - замалчивали творчество; здесь - оставалось неразобранным поэтическое наследие - без малого столько же лет, сколько он прожил; здесь - поливали нечистотами репутацию поэта лицемерные поборники трезвости; здесь - кто во что горазд - напотешились над изданием юбилейного однотомника, затем по-кащейски утаивали тираж от читателей, о чем еще рано говорить в прошедшем времени...

“Невезением” отмечены и воспоминания о нем, и попытки заглянуть в творческую лабораторию. Очерк В.Пирогова (1982 г.) - плакатен. “Слово о брате” В.Блынской (в книге “Я полон света...”, 1997 г.) - субъективно-”приземленное”. Пошедшая по наивности на поводу у идейных недоброжелателей Д.Блынского, она, в ущерб масштабности его поэзии, и втайне от меня - составителя и редактора однотомника - поддержала бесцеремонное, с нарушением авторских прав, сокращение на целую треть (без выдачи мне верстки на вычитку) моего послесловия о литературном пути известного земляка, чем неосознанно способствовала низведению мировосприятия брата до областного уровня.

Полностью обойдено молчанием имя нашего первого лирика и в напрасно претендующем на научность пособии “Писатели Орловского края. XX век” (ОГУ, 1999 г.).

Странно выглядит на таком фоне один поклонник (слово это просится в кавычки) поэзии Блынского с его двуликим обожанием-кощунством. Еще при отборе стихов, посвященных автору однотомника, мне казалось крайне слабым творение некоего А.Смирных, будто подсмотревшего за поэтом: “Твоя затрепетала песня // флажком на кончике пера”. Коробило и обращение на “ты”. Маяковский, и тот, по отношению к Есенину, предпочел “вы” - (“Вы ушли, как говорится, в мир иной...”).

В другой раз я “повстречался” со стихами этого человека на литстранице еженедельника “Просторы России”. Во врезке, перед его подборкой, мелькнула строка: “...напутствие в большую литературу ему дал известный поэт Дмитрий Блынский”. Надо же - в “б о л ь ш у ю”, куда сам Дмитрий Иванович только входил...

Года через полтора после выхода в свет однотомника “Я полон света...” на последних страницах сдвоенного номера журнала “Наш современник” (№ 11-12, 98г.) я обнаружил отзыв на эту книгу за подписью того же А.Смирных. Напоминал он малоосмысленную рефлексию дилетанта. Само составительство издания расстаравшийся поклонник Блынского умудрился приписать моему однофамильцу Николаю Родичеву, не ведающему угрызений совести...

При полном замалчивании моего имени в местной печати (один из вариантов травли), получилось в масть, причем - не возразили ни однофамилец, ни сестра поэта, ни издательство, выпускавшее однотомник.

Не дождавшись поправки в журнале, я написал редактору, рассказал ему и о “зажиме” тиража книги Блынского, но - все напрасно - С.Ю.Куняев, так много пишущий о непорядочности других, вообще отмолчался. Не соизволил настоять на прояснении ситуации и Смирных,- поистине - прокукарекал, а там хоть не рассветай.

Комментируя “Слово о брате” В.Блынской, он, в духе своей “легкости необыкновенной” и небрежности, переназывает воспоминания менее грамотной формулировкой - “О своем брате”, автора же их по-родственному (?) величает просто Валентиной, и поэта Дмитрия Блынского - без церемоний - Димой... “Стихи ему давались легко,- пишет считающий себя вошедшим в большую литературу. - Правда, подчас он брал для них то, что лежало на поверхности, что поощрялось в печати, что угодно было правящей идеологии...” Какой, однако, шустрый перевертыш: не научившись разбираться в стихах, приписывает собственное “чего изволите?” поэту, на имени которого эпигонствует и паразитирует...

Всю эту пошлость можно было бы простить А.Смирных, при условии полного запрета ему говорить о Блынском, но - только раз. Он же повторил свою вздорную публикацию, почти не изменив журнального текста,- в “Орловской правде” от 24.2.2000 г. И позиция его в оценке стихов и поэм “Димы” не претерпела ничего прозренческого - закоснелое невежество. Удивил он меня только неспособностью написать о нем  з а н о в о. Впрочем, - была попытка, только я узнал о ней не сразу. Не упустил “поклонник” случая блеснуть сомнительной причастностью к имени Блынского и перед читателями “Ливенской газеты” (23.2.2000г.). И, как всегда, оконфузился. В небольшой заметке с подверстанным в конце несостоявшимся стихотворением накручено до смешного много нелепостей: и служил Блынский - “в армии моряком”; и умер - не от сердечного приступа, а от “язвы-желудка” (А.Смирных приводит в цитате именно такое, через-дефисное, написание с употреблением двух двоеточий в одном коротеньком предложении - якобы самим поэтом); в путаных пояснениях автора заметки подносится как факт, мол, тот писал ему еще за 20 месяцев до своей кончины о предчувствии ее - именно от язвы (которая была уже излечена).

Один бог знает - зачем так настойчиво приписывается Блынскому и непомерное “боготворение” Есенина - почти до отказа в творческой самостоятельности.

В заключение своего странного выступления публикатор, не обладая фонетическим чутьем, исказил в цитируемой строке слова Блынского “хлещут ливни...” - на “хлыщут”... Зато уж порисовался. Тоже - разновидность ложного патриотизма...

- Тема актуальна. У вас есть и другие примеры на местном, так сказать, материале?

- Сколько угодно. Псевдопатриотична проза и публицистика И.Бунина и Л.Андреева... Таков же и парадный набор открыток “Гордость России”, выпущенный недавно, к 220-летию Орловщины, под редакцией ортодоксальных демократов из газеты “Орловский вестник” - относительно имен: Т. Грановского, М.Бахтина, Кукши, Д.Кантемира и М.Каменского. Все краеведческие фанфары в их честь - от гражданского невежества.

И наша немощная церковь с ее - на 85% - иудофильской богослужебной рутиной, не адаптированной текстуально к русскому православию, позволяет управлять собою через посредство ветхозаветной узды,- как ни печально - это почему-то терпимо, хоть и не в традиции патриотического “Слова о Законе и Благодати” митрополита Илариона. На стыках с современной “светской” культурой она тоже дает слабину: вот воздвигли над Кривцовским мемориалом восьмиконечный крест до самого неба в сомнительном сочетании с “придавленной” им фигурой скорбящей матери у подножия. Я четырежды пересекал Польшу из конца в конец и, вдумываясь теперь в эстетический примитив, нахожу - и эта композиция тяготеет к католическому шаблону (Пресвятая Дева Мария и Крест Господний, пусть и не такой ветвистый).

Видел в натуре и известный вучетичевский мемориал в Берлине. Там скульптура поникшей всем существом своим скорбящей матери просматривается на почетной площадке отовсюду, и с нее начинается весь пространственный ансамбль. И без крестов достаточно одухотворения. Так бы и в Кривцове.

Неважно, что павшие не дожили до Победы,- они все равно остались непобежденными в высоком патриотическом значении, и что за нужда осенять их вечную память символом религиозной системы, навязывающей смирение и трагическую предопределенность? Вспомним Рубцова: “...Они крестами небо закрестили,// И не леса мне видятся окрест,// А лес крестов в окрестностях России.// Кресты, кресты...” Никак не стряхнем византийщину заодно с иудейщиной.

В межрегиональном издании для перевертышей (“Звезда полей” №3-4, 1998 г.) - непролазное болото фальшивой патетики и глухой некомпетентности в суждениях А.Загородного об Орле и России. Характерно и признание: “...в нас есть какая-то уже космополитичность, в нас проявляется уже нечто еврейское... Отношу целиком это к себе...”

Ложные патриоты не всегда “засвечиваются” сами. Фальшивый патриотизм, мимикрируя, расщепился на множество личин, стал потребительским товаром и маской для конформистов, трусов и провокаторов. “...Роль маски, - по мнению известного публициста С.Кара-Мурзы, - колоссальна, она скрывает лицо не только от общества, но как бы и от самого себя... Маска вины не имеет, но скрытые под ней люди действуют вне морали”.

В сентябре 1998 года, к 220-летию Орловской области, Управлением печати была выпущена межрайонная газета. Опубликовали в ней чисто случайно и мою статью о клеветнической - против русских людей - книжице одного газетчика из местной “пятой колонны”. За это выступление меня “выдавили” оголтелой травлей из писательской организации. А чиновный “патриот-единомышленник”, чуть не захворав от страха, принес извинения... русофобу. В дурном соответствии с пикантным афоризмом из западной морали - “Нужно уметь сморкаться в чужие носовые платки, не так ли, джентльмены?”.

Примеров - тьма...