№1, 1999г. Петр Родичев

Долгие годы выдававший себя за русского патриота орловский поэт Виктор Дронников сэволюционировал поистине до “наоборот” и, отмечая нынешний Женский день, “молвил он, сверкнув очами”: “Как я ненавижу антисемитизм!..” Позиция!

Однако логика попиралась при этом лишь на первый взгляд.

... - Ты хитрый, - подметил как-то за бутылкой один из небоящихся Дронникова.

- Да, я хитрый, - согласился он, явно польщенный.

- Еще в школьные годы, бывало, ударю кого - пацаны ждут меня после уроков, чтобы отлупить. А я - к учительнице подбочок, - та провожает меня...

- И в армии ты не служил, - прямо за “жабры” берет косившего во время призыва под слабовидящего.

- Ну и что? - как от пустяка отмахнулся лукавец. - Я кошку застрелил из мелкашки - за то что голубя моего съела - прямо в глаз! - кошкодерство вдали от солдатских тягот и лишений приравнивалось к суровой службе Родине...

Позже, в 60-80-х, увиливание от нее и честного труда будет велеречиво заболтано им в тогда еще модных стихах об отце-фронтовике, о России и земле-кормилице, о подлинных тружениках, на которых смотрел квадратными глазами упавшего с Луны - сквозь рефлексии дармоеда. Тем не менее и с этих позиций он удачно вырулил под бочок- и Литфонда, и обкома комсомола, и “перестройки”. “Ты пиши стихи, - скажет он знакомой поэтессе, - а мне это больше не нужно, - я буду делать деньги”. И примется терзать спонсоров - и сам, и через подставных лиц; будет сшибать тогдашние миллионы, набивать ими кубышку (к примеру, за парочку их сбудет люберецкому ковровому боссу Зорникову некий фабричный “гимн”). А в 90-х, вовсе не оккупационных для него лично, - вообще процветет и, словно шантеклер (петух - фр.), распустит радужный хвостище мнимого, им самим организованного “лауреатства” под беззастенчивые ко-ко-восклицания на публику: “Как я совпадаю со Строевым! ...с Ганичевым! ...с...”

Но “совпадал” он, крайне завышенно осознававший свои притязания на доход в виде славы, только с двумя печально известными типажами - с Нарциссом и Сальери. Маковое зернышко его литературной одаренности надежд на успех не оставляло, а зависть-фобия перед потенциальными соперниками неоступно овладевала помыслами. В результате анонимной волей Дронникова из орловского литпроцесса в разное время были изъяты или не допущены туда еще на взлете (подчеркнуты фамилии уже умерших литераторов): Ю.Арбузов, А.Бельский, А.Боженков, А.Гунали, Г.Болтунов, В.Васичкин, А.Венедиктов, Г.Головатый, В.Дорохина, В.Зеленченков, П.Козин, А.Коренев, З.Минакова, В.Найденов, А.Невров, А. Пахомов (пробился в СП лишь к 70 годам), Н.Перелыгина, О.Сафонова, В.Сувакин, В.Суханов, С.Тарасова, Л.Шубина, С.Шульдешов, В.Щекотихин, И.Юрова и др. В этом списке должны быть еще двое - безотказный подручный Дронникова по литобъединению Г.Попов и непомерно протежируемая сверху И.Семенова, все равно не усвоившие в его бурсе даже азов грамотного версификаторства...

Отторгались пишущие и по мере проявления ими божьего дара, и по несговорчивости: одному не хотелось водить легко присасывавшегося к чужому карману по пивнушкам, ночь-полночь доставлять для него “градусы”, другому - обеспечивать отделочными дефицитами бытового, а затем и дачно-строительного плана, третьему казалось унизительным - по несколько месяцев ждать отзыва на стихи - тоже за мзду. Не мог иначе и Дронников - за литинститутские годы он позаимствовал у москвичей только науку стяжания и превратился в незаурядного окололитературного мародера.

Однако в морали, как известно, не бывает безвредных заблуждений: изощряясь в интригах, выпихивая, подобно кукушонку с костяным крюком на заднице, других птенцов из литературного гнезда, впадая в запои, этот человек проигрывал время, саморазрушался и расчеловечивался. Помимо размежевания с нравственностью, он десятилетиями бил по своим - активно вытаптывал вокруг себя творческий подрост и, значит, способствовал осуществлению масонской установки на подрыв русской национальной культуры. Моральное похмелье обернулось в основном его личным вкладом в разрушение Орловской писательской организации как творческой структуры, сам же он, стремясь удержаться в гениях любой ценой, выглядит теперь не сложившимся, а разложившимся поэтом, давно не пишущим нового выше уровня стенгазеты - рантье, живущим на проценты от написанного в молодости.

Урвавший благодаря “наработанным связям” тройку незаслуженных премий, Дронников рано уразумел, что собственный творческий кризис можно попытаться преодолеть через мельтешение в списках выдвигаемых на премиальный Олимп (160 видов!), поправить дело почти ежегодным встраиванием себя в очередь аж за Государственной, несмотря на отрицательные оценки его стихов известными критиками - В.Курбатовым, Л.Аннинским, В.Чалмаевым и др. Не имел значения и выбор средств, а схема действий не менялась: он, бесцеремонный в нажиме, нагло, даже агрессивно “садился” на очередного ответсека писательской организации и фактически принуждал того оформлять в очередной раз документы на выдвижение с хождениями по начальству от губернатора до председателя Союза писателей. Не справившись с этой задачей, преждевременно ушел из жизни Л.Ю.Моисеев, правда, сам виноватый в засорении творческой организации случайными в литпроцессе, но чиновными людьми, среди которых оказался и Г.Попов, уже забросивший было любительское стихописание и вышедший из литобъединения. Он-то и был предусмотрительно подсажен бывшим руководителем Лито - сперва в Союз писателей, затем - после Моисеева - и в ответсеки организации, также переделаннойпод себя (кого запугал, кого извел интригами и травлей, кого выжил из нее вообще). Новая “лошадка” безропотно и заново потащила Дронникова под бочок распределителей госпремий, только, увы, напрасно. “Там одни жиды!” - шипел он, хотя сам давно и тайно подлаживался под них, менял кожу и закладывал им свою меркантильную душу... ...

Еще в конце 70-х шантеклер ходил с подписным листом в защиту диссидентствовавшего землячка В.А.Зябкина, и без того никому не нужного.

...В 90-м оплакал в конъюнктурных стихах А.Меня с расчетом на пособничество его брата, депутата Госдумы, - в выбивании госпремии.

...В начале 94-го (вскоре после кровавого октября 93-го) его предвыборную программу в Орловскую областную думу увенчивало сугубо проельцинское откровение: “Всеобщая наша мечта - гражданское согласие”.

...Говоря по орловскому радио (7.3.96 г.) о горе русских матерей, чьи сыновья погибли в Чечне, Дронников будто бы ни к селу сочувствует и еврейским (не палестинским!) женщинам, - видать, прикидывал: авось зачтется и это при дележе госпремий.

...В конце 97-го на выступлении в 39-й школе-гимназии, перед учащимися им сказано: “Люблю... Беллу Ахмадулину... Иосиф Бродский - поэт настоящий...”; советская поэзия (Маяковский, Исаковский, П.Васильев, Твардовский, Рубцов и др.) названа “обслуживающей”; под самый занавес года адаптант публикует поистине холуйское опять в угоду ельцинскому комитету по госпремиям - свое стихотворение “Сколько можно дробиться на левых и правых?/ Сколько можно делиться на белых и красных?..” И т.д. Извольте быть серыми и покорными...

Как пикантную тайну преподнес, помню, Дронников, остающийся вечно себе на уме, - “новость”, что подлинная фамилия поэта Владимира Соколова - Гольдберг. Поотирался возле него, добился чего хотел, и - пошел присасываться к следующему. В этом паразитарном активе стрюцкого - и Егор Исаев, и Валентин Солоухин, и Валерий Рогов, и преданный им в беде (не то что Зябкин!) Игорь Семенов, благородный воитель с “гольдбергами”.

Если на душе и оставался отвратный осадок, то вовсе не от подозрений насчет происхождения рафинированного московского поэта, не скрывавшего дружества своего с ренегатским лагерем Евтушенко и в буче “перестройки” перешедшего в негоокончательно, - коробила предрасположенность Дронникова к всеядности, - он продолжал публиковать везде краплёные оценки своих стихов В.Соколовым, выклянченные в общих застольях льстивыми расшаркиваниями провинциала перед столичным мэтром, который, как известно, и сам добивался госпремии не один год...

Публика уже сбилась со счета - сколько раз (Пять? Шесть? - засекречено) Дронникова выдвигали на Госпремию. Фальшь ситуации и в том, что он шел на рекорды вымогательства с одним и тем же творческим багажом - десять раз переизданными (количество так и не перешло в качество), довольно посредственными, нередко эпигонскими, а последнее время и примыкающими к русофобии опусами.

В усилиях по олегендированию своего имени он всегда был горазд и на банальные “вкрапления” в провинциальную скуку: то спровоцирует драку, то - зарастет диким волосом а-ля “барбудос”, то - появится в моднячей камуфляжке и швейковском капелюхе, предписанном ныне униженному русскому воинству.

Приключения для жаждущего их - вообще дело наживное...

Посвятив себя сионизму (вспомним восклицание неофита “Как я ненавижу антисемитизм!”), он укрепил его позиции в орловской глубинке строительством будущего литературного музея своего имени на тёщином подворье. “У меня двухэтажный особняк в Селихове, - выхвалялся Дронников за кружкой пива перед живописцем Юрием Козлёнковым, у кого обманом умыкнул “свой” портрет, не заплатив ни копейки, - а у тебя никогда не будет собственного угла даже под мастерскую”. И не постыдился продемонстрировать при этом омерзительный кукиш удачливого хапуги.

К приключениям же, рассказывали, добавилось еще одно. Когда он шел домой с мародерским “трофеем” (портретом кисти Ю.Козлёнкова) и заглянул в новое питейное заведение “Бристоль”, там не все поверили, что на портрете изображен подсевший к столу бородач. Упаковочные покровы были сняты, холст пристроен на стенку; а потом - за полемикой под звон хрусталя - и вовсе позабыт. Опомнившийся Дронников прибежал за ним утром, и при попытке забрать портрет, до разбирательств с инвентарной книгой, получил от бдительной уборщицы половой тряпкой по физиономии...

Всю жизнь ищущий для себя пьедесталы и уже названный в районной газете “Наша жизнь” - “великим земляком-поэтом”, соискатель мировой славы, небось, ориентируется на бронзу. И напрасно - в два счета можно оказаться в утиле... Из материалов под памятник адаптанту нет ничего лучше дешевого бетона. В качестве надписи на нем я предлагаю строки Твардовского: “...Себя считал ты всех умней, /Да просчитался, видно”.