№ 3, июнь 2001г. Обозреватель “ЗАЛПа”

Добровольцы из орловского подразделения “пятой колонны” России надругались над записками студента ордена Дружбы народов Литературного института имени А.М.Горького - Сергея Лежепёкова. В номере от 25 ноября 2000 г. “Орловской правды” они напечатали “наиболее интересные и показательные”, на взгляд публикатора А.Агошкова, “выдержки” из его солдатского дневника о первом чеченском вооруженном мятеже.

Но чем объяснить непоследовательность, с какой недавний солдат, разделявший неприязнь к журналистам, доверил представителю этого, за малыми исключениями, морально нечистоплотного сословия свои откровения?

“Хорош” и Агошков, отобравший из дневника преимущественно “грязь, клевету и предательство”, разумеется, “присущие” именно русскому солдату. В самом же авторе дневника, представляя молодого человека как “поэта и воина”, находит в этом сочетании “восточное, прямо-таки самурайское” достоинство. По этой гнусной схеме, в своём отечестве пророка - воина и поэта - быть не может, невзирая на славные имена Г. Державина, Д. Давыдова, М. Лермонтова, А. Твардовского и целой плеяды других поэтов-фронтовиков 1941-45 годов, бардов-афганцев и усмирителей международного бандитизма против России в Чечне.

Мировоззренческий инфантилизм журналиста не делает чести редколлегии областной газеты: “... читая дневник, долго вспоминал, где и когда читал (повторы лексем - они подчеркнуты - подтверждают расхлябанность стиля) нечто подобное. Вспомнил. Ремарк. “На западном фронте без перемен” (обозначение фронта у Агошкова - с маленькой буквы). Местами очень похоже. Что в принципе не удивительно. Кровь, смерть, война во все времена практически одинаковы”.

Чем корчить из себя умудренного знатока войн (с голоса Хемингуэя), приводить к общему знаменателю кровь и смерть друзей и врагов - до того, пока самого не клюнул кое-куда “жареный петух” - надо было получить обо всем этом более объективное представление, пусть и по книгам, но - не по ремарковским пораженческим импровизациям. Тут уместнее беспощадный реализм Бондарева (”Горячий снег” и др.), Шолохова (”Тихий Дон”), Барбюса (”Огонь”). Хотя, при столь очевидной русофобии в отборе цитат и глупых комментариях к ним, вся эта шитая белыми нитками публикация наилучшим образом ассоциируется с ироническим шедевром Я. Гашека о похождениях бравого солдата Швейка. Из целого сонмища любопытных персонажей этой уникальной книги фигура кадета Биглера кажется наиболее типичной в плане постижения условного образа тайного летописца войны. Почему, однако, он пародиен даже на фоне Первой мировой, по сравнению с которой чеченские события, выродившиеся в “бандеровщину”, и вовсе не тянут на труды серьёзного хроникёра? Обуздание её вполне под силу одному тамошнему казачеству, стоит его вооружить. Для этого, правда, Россия должна сперва обзавестись национальным правительством. А шаржированность фигуры Биглера, надо полагать, - от общей фальши, пропитавшей тогдашнее общество, когда спрос на оправдание кровопролитий оставался неудовлетворенным и за осмысление происходящего брались кустари-графоманы, похожие на беспородных головастиков из мутной воды, напоминающей нынешнюю политическую атмосферу в расколотом славянском мире. Что за их каракулями? Увы, это не блистательные фронтовые репортажи и дневниковые записи масштабно мысливших иностранцев - Стендаля, Фолкнера, Хемингуэя и др., слово которых не подгоняли под свой вкус ни агошковы, ни биглеры...

В госпитале Сергею Лежепёкову пояснили: когда сдают нервы - это называется “синдром”. Значение термина - шире, оно выходит за рамки медицины (сочетание признаков, имеющих общий механизм возникновения). В кровавой утробе войны зарождаются и фронтовые дневники - от жгучего чувства беззащитности перед судьбой.

Года три-четыре назад в Орел приезжал бывший радист одного из подразделений вермахта Герхард Шён, в 1943-м служивший на территории Орловщины. О пережитом он написал и издал у себя в Германии воспоминания - “В качестве солдата на Востоке”. Жаль, что некому было (упущение местной прессой сенсационного интервью) познакомить его с бывшим русским связистом Иваном Ивановичем Бахтиным из Красной Зари, автором объёмистого (три общих тетради по две сотни страниц) дневника военных лет, остающегося неизданным по причине равнодушия к ратной памяти ветерана войны районной администрации и местной общественности.

Если бы А. Агошков, да и С. Лежепёков, заглянули в мемуары как русского, так и немецкого солдата, они убедились бы, что ни тот, ни другой, в отличие от них (особенно умника-журналиста), не охаивают рядовых и офицеров своих действовавших армий, не обвиняют товарищей по оружию ни в пьянстве, ни в разврате, ни в воровстве, ни в утрате бдительности, ни в пущей, по сравнению с противником, бестолковости. То есть ни один из них не поступается национальным достоинством, иначе родной народ каждого мемуариста пустил бы их записки на подтирку.

Поразительна мировоззренческая зашоренность “россиянина” Агошкова, получившего чисто телевизионное воспитание. Вместо взыскания за эту заваруху в Чечне - с ельцинизма, с Моссада и ЦРУ, - образцовый “зомби” услужливо переадресовывает в послесловии комплекс вины - нам, русским, спровоцированным на ответные меры пещерными покушениями работорговцев на честь великой нации: “Все мы, россияне, виноваты в том, что произошло в Чечне. Мы все...”

Агошковская позиция не заслуживает снисхождения - даже в частностях вроде невежественного отнесения к гениальным поэтам акмеистки А. Ахматовой. Хоть она, может, и “знала, о чем писала” - знал ли газетчик, зачем приплетал к современной чеченской теме имя рафинированной и отнюдь не батальной сочинительницы? И понимал ли - под чью дудочку пляшет, возлагая вину за события в Чечне на замордованный со всех сторон русский народ? Надо, надо напоминать манкуртам - как и что было там на самом деле - (В. Шурыгин. “Солдатская истина” - в газ. “Завтра”, ноябрь 1999 г.): “... мы, русские, наконец-то поняли, что от убийц и террористов невозможно отгородиться фиговыми листками договоров, откупиться деньгами, обезопаситься унизительными попытками “дружбы”. Бандит признаёт только один закон - закон силы ...И потому в наши города хлынули банды озверевших от безнаказанности ичкерийцев, жаждущих большой “контрибуции”, жадных, беспощадных, ненавидящих... Когда с улиц русских городов в чеченские аулы стали увозить, как баранов, людей, когда уютные квартиры стали опасны, как могильные склепы, Россия наконец проснулась. Теперь мы наконец-то понимаем, что сражающийся под Гудермесом десантник воюет за Смоленск и Курск, за Тулу и Хабаровск. Что пилот “сухаря”, всаживающий “уры” в чеченский блиндаж, спасает безвестного русского работягу от рабства, русскую девчонку от продажи в арабский бордель... ...И в каждый бой наши полки идут не под трехцветным, а под Красным знаменем Победы. Так было и будет всегда”.

В “Орловской правде” от 10.1.01 г. Агошков повторил свое камлание вокруг Лежепёкова, паразитарно присосавшись через него к треклятой чеченской теме. Но “услуга” эта - относительно Сергея - медвежья: во-первых, - никакой он пока не поэт, а под него подведена спекулятивная строка безродного Евтушенко (”Поэт в России - больше, чем поэт”); во-вторых, репутация скромного русского парня заведомо подрывается приписыванием ему биглеровского тщеславия; в-третьих, - беда Лежепёкова не в тяжелом ранении - в слепом доверии местным “общечеловекам”, которые спешат обвалять его в махровом популистском дерьме.