№ 3, июнь 2001г. Юрий БЛЮДЁНОВ

Утверждение себя в литпроцессе через обновляемые на глазок биографии, а также - их интерпретации, интервью, предисловия к публикациям, давно ставшие бесконтрольными,- дурное поветрие, связанное со спекуляциями на читательском доверии.

Относительно Николая Родичева впервые речь об этом заходила лет двадцать назад, при подготовке биобиблиографического словаря “Писатели Орловского края” - возник вопрос; где он родился на самом деле - на Брянщине или на Орловщине? Через пять лет, в интервью “Брянскому рабочему” (23.6.85 г.) вопрос был еще открытым; “- Объясните, пожалуйста, такое: обычно Родичева называют писателем из Брянска, по паспорту Родичев - орловец. Так кто же вы?”. Вместо ответа он сказанул чушь о былом проживании на Брянщине его тёток, сестры и братьев, о том, что родиной Родичевых будто бы является какой-то поселок Локоть...

Чего ради человек отрекся от дмитровских земляков и дедовских гробов? Да из конъюнктурных соображений. Когда среди писателей (60-е годы) вошла в моду привязка к “малой” родине, спохватился о ней и Н.Родичев. Вместе с матерью съездил в родную Тереховку,- там, как выяснилось, никто о нем не помнил и не слышал вообще.

Окончательный выбор пал на поселок Локоть Брянской области, где с 1950 года жила мать и другие члены семьи, переехавшие с Херсонщины. Сам он никогда в Локте не жил и впервые появлялся там в декабре 50-го - гостил одним днем, будучи уже студентом журфака.

Локотских биографов Н.Родичева сбивает с толку его стихотворение “Брасовские аллеи”, хитро-мудро объявленное автобиографическим, хотя “аллеи” эти можно переназвать какими угодно - ни к селу Брасову, ни к поселку Локтю чистая абстракция их содержания никакого отношения не имеет.

У нас, залповцев, нет цели вызвать скептическое отношение к “искренности” автора этих стихов - она и так видна - имеется сомнение в убедительности изобразительных средств, и вообще его способности написать балладу о поселке, едва знакомом ему по редким приездам. Во времена завершения “аллей” (середина 50-х) идеологию еще не смещали в сторону эстетики и потому вечная тема возвращения на родину после испытаний судьбы решалась им исключительно за счет риторики, а не оригинальных образов, метафор и сравнений, связанных с накопившимися в душе лирического героя переживаниями. Нет здесь главного - правды чувства. Это рассудочные стихи разъездного журналиста, не вникшего в достаточно сложное прошлое поселка Локоть, бывшего и поместьем великого князя Михаила Романова, и - позже - пунктом сосредоточения полицейской бригады обер-бургомистра Каминского, и оккупантским адресом разведподразделения “Виддер” (“Абвергруппа-107”). Об этой исторической и драматической стороне дела в длинном стиховом столбике - ни намека,- как и о партизанской славе Брянщины. Удивляет и неразборчивость местной интеллигенции просветительской ориентации (краеведы, учителя, библиотекари) в выборе объекта для благодарности за популяризаторскую деятельность - словно критерии упразднены, а небосклон с путеводными звездами как никогда скуден на проблески.

Содержание произведений, сочиненных от первого лица, нередко переносится бездумными читателями и на их авторов, среди которых бывают, в зависимости от уровня спроса на культуру, и не возражающие против этого - вроде выступившего с “Брасовскими аллеями”, набившегося в конце концов даже в уроженцы воспеваемых пределов... Несмотря на варианты, втиснутая в рамки пятистопного хорея (“Выхожу один я на дорогу...”, “Ты жива еще, моя старушка...” и др.) вещь сия так и не состоялась по причине искусственности пафоса. Отсюда недалеко и до пародийности отдельных строк: “От знакомых запахов хмелею...” - по тем аллеям постоянно шныряют - между местным спиртзаводом и железной дорогой - машины с основной продукцией, а во все концы - с бардой...

Не так-то просто согласовать с логикой и здравым смыслом внезапное появление в Локотской газете (1975 г.) “известного советского писателя”, который, по загадочному мнению редакции, “на протяжении всей своей творческой деятельности... поддерживает тесную связь... с жителями Брасовского района, где прошли лучшие годы его жизни” (?).

Батюшки! - к этому райцентру привязывалось имя не Николая Грибачева, окончившего местный мелиоративный техникум и ставшего впоследствии редактором большого официального журнала “Советский Союз”, не Петра Родичева, прожившего в этом поселке добрый десяток лет, и со временем - члена Союза писателей России, автора очерков, стихов, поэм и повести о Локте, не Геннадия Симоненко - формировавшегося там прозаика, не поэтов - Евгения Волкова и Павла Горелова, - нет! - издательского клерка с московской пропиской, снисходительно поглядывавшего на локотчан нового Хлестакова, с тайным удовольствием принимавшего глупую лесть...

Через пару лет один из классов поселковой школы № 3 обретет в лице Н.Родичева незваного опекуна, который выжмет из этого максимум признательности облапошенных школьников и учителей - от странного отнесения самозванца к известным писателям, лауреатам Госпремии и уроженцам Брасовского района - до присвоения его имени районной библиотеке за никому не ведомые заслуги (редкий случай увековечения живого, не возразившего и против идентификации себя с персонажами собственных произведений - баллада об аллеях и рассказ “Девятый “Б”); к примеру, - А.Твардовского в этом случае стали бы называть Василием Теркиным...

Слабость дмитровца-”локотчанина” к дифирамбам в свой адрес наиболее заметна по вехам его военной биографии. Сразу отметим, что призывался Н.Родичев в ноябре 1943-го, на 19-м году жизни, Сивашским РВК Херсонской области. Согласно документам,- остаток войны (с дек. 1943 по май 1945 гг.) прослужил он в составе 96-й колонны паровозов особого резерва НКПС, обеспечивавшего воинские перевозки и восстановление железнодорожного транспорта в пределах тыловых границ действовавших фронтов. После войны дотягивал срочную в аэродромной обслуге, в связи с чем окончил по месту службы школу младших специалистов автоспецтранспорта (ШМАС), демобилизовался старшим сержантом в июле 1950г. Общий срок службы - 6 лет 8 месяцев.

Поначалу информация о нем, проходившая в печати, соответствовала действительности, затем - интерпретации: “...награжден четырьмя медалями... Печататься начал в армейских газетах с 1948 г.” - (“Покорение “Великана”. Киев, “Молодь”, 1962); “В 1943 пришел в армию. Сначала был помощником машиниста фронтовой колонны паровозов, затем - танковым десантником (?). Участвовал в боях на Днепре, под Кировоградом, под Одессой. После войны окончил военно-авиационную школу, был политработником” (комсоргом) - (“Не отверну лица”. М., Воениздат, 1964); “...Семь (?) лет служил в армии пехотинцем, танковым десантником (?)...” - (“Вешка у родника”. М., Профиздат, 1970); “Перед Великой Отечественной войной окончил Новосибирское железнодорожное училище (явная чушь, - это его старший брат Александр 29.5.41 г. окончил с отличием Запорожское Ф30 №8 по профессии свивщика; погиб на левом берегу Днепра в декабре 43-го) и добровольно записался во фронтовую (а кто отменял “в пределах тыловых границ”?) колонну паровозов (опять какая-то ерунда с “добровольностью”). Так началась его служба в Советской (до февраля 1946 г. - Красной) армии. А вскоре, в сентябре 1943 года (вспомним,- призван в ноябре), он зачислен в десантники-автоматчики в 4-й Сталинградский танковый корпус (на самом деле существовал 4-й гвардейский мехкорпус генерал-лейтенанта Т.И.Танасчишина, Южный фронт; в сохранившихся документах Н.Родичева запись о службе в этом корпусе отсутствует, а голословное сообщение вступает в противоречие с предыдущим - о начале службы на железной дороге, где, кстати, гвардейский знак, с которым любит фотографироваться “известный писатель”, не выдавали, но пойдем дальше...). Н.Родичев,- продолжает “биограф”,- участник боев за Днепр (?), Кировоград, Одессу. Воевал в авиационных частях. Окончил летное училище, несколько лет служил за границей в Венгрии, Австрии, Германии... (сверив подчеркнутое с тем, что было на самом деле,- см. предыдущий абзац,- увидим, как много привнес путаницы И.Музалев - опять же: не со слов ли самого Н.Родичева? (“Дмитровск”, Тула, 1973); “...работал в колхозе, мотористом на мельнице...” - (“Мать корабля”. Библ. “Огонька” №31, 1975). Сведения верны лишь относительно периода оккупации Украины. Остановимся на не менее забавном, чем у Музалева. “...При мне, - пишет Н.Родичеву его отец в 1973 году, - ты до 1941г. жил, ничего не зная, только учился, а работать - пальцем о палец не стукнул, потому что у нас и без тебя было кому помогать матери - воды принести и в плиту положить...”. Однако, наставляя нынешних призывников-слабаков, ветеран войны (неверное употребление понятия “участник войны” - “ветеранами” всегда было принято называть пожилых служивых, прошедших не одну войну) Н.Родичев видит себя в их возрасте парнем хоть куда (“Орл. правда”, 6.5.2000): “...К шестнадцати годам у меня были мускулы, как у профессионального бойца (?). Таким я ушел на войну, даже немного раньше срока (ничего подобного - на 19-м году, после изгнания немцев): когда пришел в военкомат и стал просить, чтобы поверили, что я на год старше, чем в документах (в ноябре 43-го 25-й год рождения уже вовсю призывался), я показал свои руки с мощными буграми мышц. Во дворе военкомата стояла ось от какой-то тяжелой тележки, да еще с колесами, и я перед сотрудниками военкомата поднял эту стокилограммовую (!) ось десять раз подряд (!- Мюнхгаузен посрамлен). Взрослые попробовали - не оторвать от земли. Покачали головой (надо - головами) и поверили, что мне уже семнадцать - даже с гаком, как сказал один из очевидцев (было 18 с четвертью). Тут же зачислили в строй команды (?), отправлявшейся в действующую часть...” (на самом деле - в запасной полк. Материал не редактировался, и в нем - каких только нет несоответствий нормам литературного языка, последовательности мысли и ее честности); “...уже в. шестнадцать лет Н.Родичев - ученик ремесленного училища, через год с небольшим помощник машиниста фронтовой колонны паровозов...” - (“Будет день...”. М., Худож. лит., 1976) - тут и дурная рефлексия “биографов” на бездарную повесть об учащихся железнодорожного училища (“Карандух”. Киев, “Молодь”, 1969), и снова “фронтовая” колонна паровозов не исправляется на резервную, тыловую; в юбилейных буклетах: (к 60-летию) - “...со школьной скамьи (через 2 года и 4 месяца после нее) ушел (призван) на фронт, воевал на Украине, в Румынии, Югославии, Чехословакии и Германии (а Венгрия с Австрией? - см. выше)... пять боевых медалей” (ранее было просто: награжден четырьмя медалями),- можно подумать, что 96-ю колонну паровозов особого резерва носило по всем этим государствам; (к 70-летию) - “С января 1943 года (как мы уже знаем - призван в ноябре) - танковый десантник 4-го гв. Сталинградского мехкорпуса. На фронт ушел из девятого класса (то есть в 40-м, на 16-м году жизни, еще до вторжения вермахта в СССР?) служил во взводе, который старшие по малолетству (?) юных добровольцев (нечто вроде “гитлерюгенда” на советский лад?) называли еще “Девятым “Б”. Так озаглавлено было его первое стихотворение в дивизионке”. А может, это был взвод “сынов полка”, или - недорослей (возраст)? Но такое не допускалось по международной конвенции...

Апофеозом честолюбивых придумок о себе бывшего солдата железнодорожных войск и старшего сержанта аэродромно-технического обеспечения стали его орденопросные предьюбилейные экспромты: “С боями дошел от Молдавии (а до нее - как?) до Берлина (какими судьбами?) и закончил войну (это сделал Жуков) в Австрии младшим лейтенантом-танкистом... После войны окончил военное лётное училище, летал пилотом-инструктором...” (с утечкой этой непроверенной информации от областной администрации не убудет, но тошно от беспредельности лжи, меченой - как бог шельму метит - косноязычием: “...войну... после войны... военное... лётное... летал... “).

Между тем придумки о Н.Родичеве, подаваемые провинциальными газетами из уст самого превозносимого или его доверенных лиц, не уточнялись - чаще всего это юбилейные славословия. Бездумно пускает “утку” бывший директор Локотской средней школы №3 Б.Осипов (“Брянский рабочий” от 2.9.97 г.): “В Локте прошли ранние детские годы Николая Ивановича, частично юность. Отсюда он ушел в большую жизнь (враки!- из села Сивашского Херсонской области). С возвращением в поселок связаны его мечты о Победе... (попробуйте понять по этой фразе - о чем человек мечтал больше: о возвращении в Локоть, о Победе?). ...Первый свой отпуск вскоре после Победы Николай Иванович провел в поселке. Здесь получил гражданский паспорт после восьми лет служения в армии”. По Б.Осипову, за гранью 9.5.45 г. военнослужащие получали по несколько отпусков кряду, и служил Н.Родичев не 6 лет 8 месяцев, и даже не 7 лет, как сообщает Профиздат - см. выше, а целых восемь. Чушь - и насчет “гражданского паспорта” (будто существовал и военный) - в Локте он гостил после демобилизации уже с гражданскими документами, оформленной пропиской и постановкой на воинский учет в г.Бежице, слившейся позднее с Брянском.

Через 9 дней (11.9.97 г.) в приложении к “БР”- “Журналист”- делясь воспоминаниями о творческих связях с брянской областной газетой, любитель обновления собственной биографии напишет (и это уже не импровизация на тему княжеских аллей): “Только на три дня позволил я себе привал после восьмилетнего (выходит, Б.Осипов не сам придумал этот срок) марша служения Отечеству. Едва получив паспорт в Брасовском поссовете (будь это правдой, значился бы Локотской, да и выдает паспорта, как известно, райотдел милиции), я уже думал о продолжении своей службы в гражданской профессии (отдадим должное патетике). Она имелась. Выпускникам лётного училища (вспомним полковую школу ШМАС для аэродромной обслуги, оконченную им), кроме соответствующего диплома (!..), выдавалось удостоверение военного шофера и свидетельство механика по моторам (“лапша” - были всего-навсего шоферские права). На Брасовском конезаводе мне предложили должность механика в гараже” (речь идет о Локотском конном заводе №17), но лицо, о котором мы говорим, по поводу трудоустройства туда не обращалось - у него в кармане уже лежал студенческий билет журфака Харьковского университета... Просто для статьи в спецвыпуск “БР”, и на всякий случай, ему позарез был нужен имидж своего в доску брянца, и пошли в ход легенды о локотском происхождении...

К 75-летию “земляка” Брасовский “Вестник” почти на два месяца раньше (2.8.2000) сыпанул комплиментами с опорой на сиропную статью Б.Осипова и только что упомянутые мемуары юбиляра. Из новых фантазий в публикации говорится уже о восемнадцати (?) государственных наградах знаменитости и присуждении ей Госпремии в области литературы за книгу посредственных очерков “Брянские характеры” - мол, знай наших! (Еще один блеф).

Орловцы на законном основании не уступали брасовцам уроженца д. Тереховки. Однако вовсе не худо, полагала “Орловская правда” (1.9.2000), что за подаренные Н.Родичевым районной библиотеке соседней области 143 книги ее вывеска будет украшена именем дарителя. А нам кажется - чего уж было мелочиться - мог бы выложить штук 500 ради установки перед входом или в вестибюле и собственного бюста. Есть, правда, неясность - почему это пожертвование названо “вкладом фронтовика (может,- бывшего?) в развитие библиотечного дела”. Молодежная - “Поколение” (26.9.2000) - вслед за автором плакатного рассказа игнорируя более чем двухлетний период немецкой оккупации степного села Сивашского, откуда скорее всего не успели выехать (30 километров от железной дороги) 16-летние одноклассники Родичева, уже переведенные в 10-й “Б” и вряд ли уцелевшие все до призыва в ноябре 43-го; не учитывая военной подготовки новобранцев в запасном подразделении, газета уверяет, что пресловутый 9-й “Б” (по возрасту - 11-й) “из обычного класса (?) стал взводом добровольцев, пополнившим...”. Никакого “Девятого “Б” в действующей армии быть не могло. Автор написал романтическую небылицу, а редактор этого рассказа, благословив его в печать, проявил легкомыслие.

Ввиду малозаметности своих творческих заслуг (основная деятельность - в рамках журналистики), Н.Родичев вставил во все юбилейные интервью так называемое “лыко” своей причастности к издательским процессам (Газета “Поколение” оценивает это с преувеличением до нелепости: “Многие годы (около трех лет) работы одним из руководителей издательства “Советский писатель”(зав. отд. прозы) обострили “чутьё” на талантливых... Так вошли в литературу с легкой руки нашего земляка...” Кавычки при слове “чутьё” могут быть только ироническими: в известных русских писателях - Василии Белове, Викторе Лихоносове (его имя в перечислениях отсутствует, но такой факт - был), Василии Шукшине - таланта он как раз не почувствовал и рукописи их - возвращал; смешно говорить о вхождении в литературу “с легкой руки нашего земляка” таких писателей, как М.Алексеев, А.Иванов, Вс. Иванов, Ю. Семенов, К.Симонов, Г.Ходжер, В.Чивилихин; и за поддержку первых рукописей “князя тьмы” А.Солженицына, который по степени дискредитации всего русского мог бы потягаться с Геббельсом, дмитровско-брасовский юбиляр поздравлений тоже не заслужил, так как и в этом клиенте издательства не разглядел ничего путного (пример отрицательной пользы) и указал на дверь, а теперь льнет и к его сатанинскому имени...

Свидетельством того, что Н.Родичев запросто вписался и в нынешнюю двойную мораль, стало представление его к юбилейному ордену сбившимся с пути руководством Орловской писательской организации, которое (семь бед - один ответ) представило к той же награде и само себя. Предшественники и преемники в лицемерии...